|
Елена Семёнова * *БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ* Генерал Пётр Николаевич Врангель
От Великокняжеской до Царицына тянулась безводная и безлюдная степь. Отступавшие красные взорвали все мосты. Сопровождавший Врангеля в поездках по армии фон Лампе вспоминал, как Пётр Николаевич сам организовывал команду для ремонта одного из мостов из пленных красноармейцев и давал им задание, используя свои инженерный опыт. Войска находились буквально в бедственном положении: не хватало провизии, воды, одежды, медикаментов… Люди были измучены, но Ставка не присылала пополнения, направляя его Добровольческой армии. Не было техники: даже автомобиль Врангеля, не имевший запасных покрышек, взамен коих наматывались на обода тряпки и трава, наконец, сломался. На запрос и присылке нового Ставка отвечала гробовым молчанием. Пётр Николаевич сам подчас ночевал в степи под открытым небом, используя вместо подушки седло и укрываясь буркой. Так было и в канун первого штурма Царицына, отбитого большевиками. Врангель, страдавший от гепатита, тяжело перенёс неудачу. На бесчисленные запросы Ставка пообещала, наконец, прислать танки и стрелковый полк. Но они не могли прийти ранее, чем через две недели, а за этот срок красные неминуемо нарастили бы свои силы. Стоять в ожидании было смерти подобно, поэтому пришлось начать штурм, не дожидаясь подкреплений. После неудачи Пётр Николаевич отправил Деникину рапорт, в котором сообщал об огромных понесённых потерях и вновь повторял, что «без артиллерии, пехоты и технического снаряжения город штурмовать нельзя». Доведённый до предела, барон решается подать рапорт об отставке после завершения Царицынской операции. Однако, фон Лампе и начальник штаба Врангеля Юзефович отговорили его от этого шага. Между тем Ставка, наконец, вспомнила о своих обещаниях и отправила-таки на подмогу Кавказской армии 7-ю пехотную дивизию. Об этом Пётр Николаевич с грустью написал жене: «Только теперь Ставка в соответствии с пословицей «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» - встрепенулась и шлёт нам подкрепление и снаряжение… Как только армия восстановит силы, с Божьей помощью мы нанесём решающий удар… Жаль только, что из-за некомпетентности Ставки принесённые жертвы оказались напрасными». В войсках сторонники генерала Врангеля нарисовали на нарукавной нашивке букву «В», что вызвало возмущение в Ставке, потребовавшей стереть крамольную букву. Но сделать это оказалось не так просто: она была выведена химическим карандашом… После второго штурма Красный Верден пал. Руководство операцией фактически осуществлял сам Врангель, хотя формально командование почти всей армии было поручено Улагаю. Своему другу Павлу Николаевичу Шатилову барон пояснил: - Секрет успеха в гражданской войне кроется в верном подборе командира предстоящей операцией. Ещё в бытность командиром 1-й кавалерийской дивизии я без колебаний перетасовывал бригады. Если требовалось упорство, я назначал Топоркова, если маневренность и гибкость, - Науменко. Таким образом, командовать ударной кавалерийской группировкой будешь ты, я буду осуществлять общее руководство, а Улагай будет пожинать лавры, так необходимые для его самолюбия. Зная, что подвластный настроениям Улагай после последних неудач находится «не в форме», переживая депрессию, Врангель желал вернуть ему былую уверенность. 19-го июня 1919-го года Пётр Николаевич прибыл в освобождённый город и отправился в церковь, где был отслужен молебен. Царицын понёс страшные потери, как от красного террора, так и от тифа. В овраге у городской тюрьмы насчитали 12000 трупов. С приходом белых город стал оживать, открылись магазины, подешевели продукты. Врангель лично принимал многочисленных посетителей, терпеливо выслушивая их просьбы, чаще всего неисполнимые. Однажды на приём пришёл красивый старик в штатском. - Ваше превосходительство, я знаю, как вы заняты и не смею отнимать у вас времени. Я генерал Эйхгольц. В молодости служил ординарцем при Михаиле Дмитриевиче Скобелеве. По смерти последнего его сестра, княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская, передала мне академический знак покойного. Я хранил его как святыню. Большевики окончательно ограбили меня, однако знак мне удалось сохранить. Сам я уже одной ногой в могиле. Я хотел бы, чтобы этот дорогой мне знак украшал грудь достойную. Прошу вас не отказать его принять. - Благодарю вас. Это большая честь для меня, - отвечал Врангель. – Могу ли я быть чем-то полезен вам? - Я в настоящее время устроился и зарабатываю уроками достаточно для своего пропитания. Я привык служить, работая полным паром; теперь это особенно необходимо. Однако здоровье и лета мне работать уж не позволяют, а обременять собой армию я не хочу. Долг же свой перед Родиной я выполнил, отправив в ряды армии трёх сыновей. Двое из них уже погибли… - с этими словами старик откланялся и вышел. Прибывший в Царицын Деникин весело спросил Врангеля: - Ну, что, как теперь настроение? Одно время было, кажется, неважным. - Так точно, ваше превосходительство, - нам было очень тяжело. - Ничего, ничего, теперь отдохнёте. Отдыха Кавказская армия не получит. Уже вскоре ей будет отдан приказ занять Камышин, и, обескровленная, она из последних сил этот приказ выполнит. Но прежде генерал Деникин обнародует свою роковую директиву, получившую наименование Московской, которая повергнет в остолбенение не только Врангеля, но и многих других. Пётр Николаевич охарактеризует её, как «смертный приговор армиям Юга России». «Мне и поныне непонятно, как мог этот документ выйти из-под пера Деникина…» - напишет он позднее. К чему же сводилась эта директива, и в чём была её ошибочность? Вот, что пишет об этом Врангель: «Все принципы стратегии предавались забвению. Выбор одного главного операционного направления, сосредоточение на этом направлении главной массы сил, манёвр – всё это отсутствовало. Каждому корпусу просто указывался маршрут на Москву». Фронт растягивался на тысячи километров. Между тем, для удержания такого огромного пространство требовалась весьма значительная масса людей. Но их не хватало. Армия понесла крупные потери. Изначально большую часть её составляли кадровые офицеры, за нехваткой мест сражавшиеся подчас в рядовом составе. Добровольческая армия едва ли не целиком было укомплектована офицерами (при этом в Донской, состоявшей преимущественно из казаков, офицеров не доставало). Этот-то костяк был фактически выбит в ходе непрерывных боёв. Пополнения формировались зачастую из пленных красноармейцев, от чего страдала как боеспособность, так и моральный дух армии. Из-за расстроенной системы снабжения войска были вынуждены перейти на самообеспечение, а от этого неминуемо страдало гражданское население. О последнем вовсе заботились мало. Белая армия шла вперёд, занимая всё новые и новые территории, но, увлечённая своим стремительным маршем, не уделяла внимания наведению административного порядка на них и созданию укреплённых позиций. В тылу нарастал беспорядок, армия была истощена и, имея перед глазами примеры отдельных командиров, разлагалась. Но Ставка словно не замечала этого и желала достичь успеха сразу на всех направлениях, размазывая скудные силы по гигантской территории вместо того, чтобы собрать их в единый стальной кулак и нанести им мощный удар. Однако, всё это хорошо видел Врангель. Видел и понимал, что катастрофа неминуема. Его план состоял в другом. Во-первых, считал барон, необходимо, двигаясь по Волге, соединиться с Колчаком, а лишь затем совместно наступать на Москву. Недопустимо, чтобы русские силы были разрозненны: это создавало угрозу быть перебитыми поодиночке (что в итоге и получилось). Врангель предлагал временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын-Екатеринослав и, выделив из Кавказской армии часть сил для действия на юго-восточном направлении, с целью содействия Астраханской операции, сосредоточить в районе Харькова крупную конную массу в 3-4 корпуса. Затем действовать конной массой по кратчайшим к Москве направлениям. Одновременно организовать тыл и создать укреплённые узлы сопротивления. Этот план Пётр Николаевич изложил Деникину. - Ну, конечно, первым хотите в Москву попасть! – усмехнулся главком. На торжественном обеде Врангель провозгласил тост за здоровье Главнокомандующего. Деникин, отвечая ему, сказал многозначительно: - Сегодня мною отдан приказ армиям идти на Москву! Деникин отбыл в Харьков, и в скором времени начали сбываться самые худшие опасения Врангеля. Наступление белых стало захлёбываться. Оборванная, голодная, измученная Кавказская армия после кровопролитных боёв вынуждена была оставить Камышин и отойти к Царицыну. К этому моменту относится эпистолярная полемика Деникина-Врангеля. Не получая ни обещанной помощи (забрав из Кавказской армии Тёрскую казачью дивизию и 7-ю пехотную, Ставка так и не прислала обещанную казачью пехотную бригаду, равно как и боеприпасов, денег и хлеба), ни даже ответы на свои отчаянные запросы, Пётр Николаевич обращается к Деникину с письмом, в котором подробно описывает критическое положения своей армии, анализирует её действия и отношение к ней командования. «Служа вместе с Вами нашему общему делу и находясь более года под Вашим командованием, я обращаюсь к Вам как солдат и человек, признательный Вам за дружеское участие ко мне, особенно во время моей тяжёлой болезни. Как человек, преданный Вам, не могу не поделиться с Вами своими сомнениями и тяжёлыми мыслями, которые камнем лежат у меня на сердце», - так начинается письмо Врангеля Деникину. Пётр Николаевич упрекал главкома в пренебрежении интересами Кавказской армии и в завершении письма отмечал, что за всё сказанное в письме ответственность несёт только он сам: «Моя совесть чиста, но мысль, что мне уготована роль палача моей армии, не даёт мне покоя, - в этом письме, написанном от чистого сердца, я сказал то, о чём не мог далее молчать». Надо заметить, что, чуждый всяким интригам барон всегда отличался прямотой суждений и высказываний. Однако, именно интригу увидел в его письме подозрительный Деникин. Подлило масла в огонь и то, что письмо Врангеля стало известно среди старших офицеров. Ответ главкома, отклоняющий все упрёки барона, был выдержан в сухом и весьма резком тоне и содержал личные выпады против Петра Николаевича. Деникин писал, что «если бы он следовал советам подчинённых ему начальников, то армии Юга России, вероятно, не достигли бы настоящих результатов». На Врангеля этот ответ произвел самое тяжёлое впечатление. Примечательную характеристику даёт в своих воспоминаниях генерал Шатилов, к слову, отговаривавший Врангеля от обращения к Деникину с подобным письмом: «Он (Врангель – Е.С.) обладал взрывной энергией, что подчас доставляло мне много хлопот. Его забота о своих войсках была общеизвестна. Движимый ею, он многократно обращался в Ставку, чем вызывал отрицательное отношение к себе Деникина. У него легко возникала как симпатия, так и антипатия к людям. Он был внимателен к тем, кому симпатизировал, и в то же время быстро забывал обиды. Ему неведома была подозрительность. Людей он оценивал только по деловым качествам. Он часто бывал жёстким – эта черта свойственна ему с молодости, - но принимал критику в свой адрес. Жаль, что Деникин не счёл необходимым дать Врангелю характеристику, как это делал последний в отношении своих подчинённых. Вспышки гнева, которые возникали у Врангеля, легко было погасить, обратившись к его разуму и чести. Деникин же отвечал ему грубо, был мелочен и, что хуже всего, наносил незаслуженные обиды…» Между тем, популярность Врангеля в войсках росла. Когда через некоторое время барон прибудет в Ростов, то большую часть времени вынужден будет провести в своём вагоне, так как в любом публичном месте (в театре, в ресторане), в его честь тотчас произносили речи, засыпали овациями, осаждали вопросами о его отношениях с главкомом. В Ростове к генералу будут приходить многие люди, недовольные стратегией командования, и среди них – будущий глава врангелевкого правительства, столыпинский сподвижник А.В. Кривошеин, коего Деникин также подозревал в интригах, как и всю консервативную группу Совета государственного объединения, председателем которого и являлся Александр Васильевич. К сентябрю 1919-го года большевики стянули большие силы к Царицыну. Началась кровопролитная оборона города. В какой-то день красные прорвали её. В резерве оставался лишь конвой Врангеля. Вскочив на коня, барон сам повёл его в атаку. Сотня врезалась в шеренги красных матросов, и те в панике отступили к Волге. Таким образом, положение было спасено. Полковник Шинкаренко вспоминал: «На холме впереди мы увидели группу всадников и чёрно-жёлтый флаг Святого Георгия – Врангель со штабом. В наше время едва ли не единственное место, где можно увидеть командующего на поле бая, - полотна Гро и Верне в Лувре. Мы же видели его воочию – высокого, худого, в коричневой казачьей черкеске с закатанными рукавами, заломленной на затылок папахе и с казацким кинжалом на поясе. - Благодарю вас, Шинкаренко, фантастическая атака! – сказал он, протянув руку с длинными пальцами. – Мой конвой тоже участвовал в атаке – они порубали матросов на правом фланге. Ещё раз спасибо. Право, великолепная атака. Не забудьте сделать представление к наградам, да не скупитесь!» Предусмотрительный Врангель заранее организовал эвакуацию раненых и гражданского населения Царицына. Привыкший входить лично во все детали, он и здесь остался верен себе. Вот, что пишет об этом Алексей Петрович Врангель: «По плану, разработанному штабом, ежедневно из Царицына должны были уходить по семь эшелонов. На деле этот график выдерживался только три дня. Не удовлетворившись объяснениями штабных офицеров, Врангель отправился на железнодорожную станцию в сопровождении нескольких казаков из своего конвоя. Осмотрев отправляющиеся поезда, он обнаружил, что они загружены мебелью, роялями, зеркалами и картинами, принадлежащими частным лицам. Врангель приказал казакам выбросить всё и изрубить в куски. Проследовав дальше, он увидел несколько запечатанных вагонов, где, по документам, должно было находиться артиллерийское снаряжение. Когда двери открыли, там обнаружили торговцев, перевозивших товар. Испуганные пассажиры признались, что дали взятку начальнику станции и двум его помощникам. Врангель действовал решительно: он арестовал железнодорожников и передал их военному трибуналу, который обвинил арестованных в пособничестве врагу. Вечером того же дня двое из них были повешены на станции, а один – на городской площади. Листовки, оповещающие население об этом, были расклеены по всему городу. После этого ежедневно стали отправляться восемь эшелонов». С такой же жёсткостью Врангель будет наводить порядок в тылу Добровольческой армии, возглавив её вместо Май-Маевского. Первым делом он отстранит от командования военачальников, запятнавших себя грабежами, пьянством и развратом, создаст на железнодорожных станциях комендатуры, возглавляемые старшими офицерами, с полномочиями судить военно-полевым судом мародёров и дезертиров (приговор: расстрел на месте), проверять все идущие в тыл поезда и выбрасывать из них незаконно провозимые грузы, формировать роты из военнослужащих, способных держать оружие, и отправлять их на фронт. Назначение в Добровольческую армию последовало, когда начался стремительный откат её с занятых позиций. Были оставлены Орёл, Курск и Киев. Из обречённого Харькова Ставка не произвела эвакуации, что впоследствии привело к катастрофе. И лишь Врангель продолжал удерживать Царицын. Тогда Деникин обратился к нему с просьбой возглавить Добровольческую армию. Врангель заметил, что теперь все его прежние предложения уже не имеют смысла, время упущено, и Харьков удержать невозможно. - Я знаю, что Харьков придётся сдать, - перебил главком Петра Николаевича. – Но это ни в коей мере не повредит вашей репутации. - Я беспокоюсь не о своей репутации. Мне не нужны гарантии, но я не могу брать на себя ответственность за то, что невозможно выполнить. Генерал Романовский стал убеждать Врангеля, то принять Добровольческую армию – это его моральный долг перед Россией. - Генерал Май-Маевский не в состоянии справиться с ситуацией! - А о чём вы думали раньше? – сухо спросил Врангель. – Всем давно известно, что он не способен командовать армией. Я всегда в вашем распоряжении. Но пока дела шли хорошо, Ставка не нуждалась в моих советах. Помните, весной я настаивал на нанесении упреждающего удара по Царицыну, чтобы не дать противнику сконцентрировать силы? Вы об этом и слышать не хотели, а теперь, когда мой прогноз, увы, сбылся, вы просите меня спасти ситуацию… Тем не менее, командование Пётр Николаевич принял. Изучив положение армии и придя к неутешительным выводам, Врангель подготовил рапорт, в котором в очередной раз заострил внимание на пороках сложившийся системы, и изложил необходимые для спасения ситуации меры, среди коих эвакуация Ростова и Таганрога, создание в тылу укреплённых баз, сокращение Генерального штаба и отправка на фронт всех «лишних и бесполезных», обеспечение достойных условий жизни семьям офицеров и служащих, принятие жёстких мер для борьбы со злоупотреблениями всякого рода и т.д. В случае невведения этих мер в действие, барон просил освободить себя от командования. Также Врангель предлагал, дабы спасти Добровольческую армию, отходить не к Ростову на соединение с Донской армией (тогда бы враг имел возможность постоянно наносить удары по флангам добровольцев), а в Крым, где ещё оставались войска. Но Деникин это предложение не поддержал, считая себя не вправе бросить на произвол судьбы казаков… Это решение стало фатальным для Добровольческой армии, которая была почти полностью уничтожена. - Они потеряли головы и больше ни на что не способны! – подытожил генерал Шатилов результаты своей и Врангеля встречи с командованием. Несмотря на это, Пётр Николаевич написал Деникину полное уважения и верности письмо: «Ваше превосходительство, в этот час, когда удача отвернулась от нас, и на корабль, который Вы ведёте среди рифов и бурь, обрушились яростные красные волны, я считаю своим долгом сказать Вам, что понимаю Ваши чувства. В этот критический момент, когда тяжёлая ноша легла на Ваши плечи, знайте, что Вы не одиноки, и я, который следовал за Вами почти с самого начала, буду и впредь делить с Вами радость и горе и сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь Вам». Ответ Деникина был двояким. Врангелю он направил благодарственное письмо, а среди высших офицеров распространил циркуляр, в котором говорилось: «…Некоторые генералы позволяют себе в неприемлемой форме высказывать в рапортах своё мнение, угрожая оставить службу, если их рекоменлации не будут приняты. Вследствие этого главнокомандующий требует подчинения и в будущем запрещает выставление каких бы то ни было условий». Добиваясь координации действий, Врангель провёл встречу с командующими Кавказской и Донской армий. Ставка тотчас объявила, что «не может допустить прямых переговоров командующих» без участия главкома и «запрещает им покидать армии без его разрешения». После соединения Добровольческой армии с Донской обе они были объединены под командованием генерала Сидорина. Врангель остался не у дел. Красные подходили к Новороссийску. Пётр Николаевич попросил направить его туда, чтобы приступить к сооружению укреплений для защиты армии и подготовке эвакуации. Деникин вначале ответил отказом, мотивируя, что подобные приготовления вызовут панику среди населения, но потом всё же приказал Врангелю отправляться. Но, когда барон прибыл на место, приказ был отменён… Позднее эвакуация Новороссийска станет одной из самых чёрных страниц в истории Белой армии. Врангель и Шатилов подали рапорты об отставке, которые были удовлетворены Ставкой. Ряд офицеров предлагали Петру Николаевичу сместить Деникина с поста главкома, но он категорически отказывался, считая, что отставка последнего принесёт пользу лишь в том случае, если будет добровольной. С таким же предложением к Врангелю обратился депутат английского парламента Маккайндер. Пётр Николаевич ответил, что, несмотря ни на какие разногласия, он, как подчинённый Деникина, никогда не выступит против него. Рапорт об этой беседе барон отправил Антону Ивановичу. Вскоре командующий английским флотом адмирал Сеймур уведомил Врангеля, что Деникин требует, чтобы Пётр Николаевич покинул Россию. Обескураженный барон написал главкому своё последнее письмо, где прямо и резко высказывал ему всё накипевшее на сердце за последнее время, замечая, скольких бед можно было бы избежать, если б Ставка с большим вниманием относилась к его предупреждениям, и предъявляя главкому серьёзные обвинения… «Если моё пребывание на Родине может хоть сколько-нибудь повредить Вам защищать её и спасти тех, кто Вам доверился, я, ни минуты не колеблясь, оставлю Россию», - окончил Врангель своё письмо. Ответ Деникина он получил уже в Константинополе: «Милостивый государь Пётр Николаевич! Ваше письмо пришло как раз вовремя – в наиболее тяжкий момент, когда мне приходится напрягать все духовные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены… Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нём нет ни слова правды. (…) Для подрыва власти и развала вы делаете всё, что можете… Когда-то во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие… Пусть Он и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло». Пройдёт совсем немного времени, и Деникин сложит с себя полномочия и попросит Врангеля прибыть на военный совет, где должны были избрать его приемника. Англичане предупредят барона, что их правительство отказывает в поддержке Белой армии, показав соответствующую ноту. - Благодарю вас, - скажет Врангель. – Если у меня могли быть ещё сомнения, то после того, как я узнал содержание этой ноты, у меня их более быть не может. Армия в безвыходном положении. Если выбор моих старых соратников падёт на меня, я не имею права от него уклониться. Узнав о решении друга, Шатилов придёт в ужас: - Ты знаешь, что дальнейшая борьба невозможна! Армия или погибнет, или вынуждена будет капитулировать, и ты покроешь себя позором. Ведь у тебя ничего, кроме незапятнанного имени не осталось. Ехать теперь – безумие! Но Врангель останется непреклонным…
Глава 7.
Чем же он был для нас? Неисчерпаемым источником веры, силы и уважения к самим себе… Что мы осязали в нём, что видели? Законченное совестное благородство. Мужественную, неистощимую волю. Дальнозоркую, утончённую интуицию… И Россия никогда не забудет ни его имени, ни его доблести, ни его идеи… И.А. Ильин
В политике Европы тщетно было бы искать высших моральных побуждений. Этой политикой руководит исключительно нажива. Доказательств тому искать недалеко. Что порукой тому, что, используя наши силы, те, кому мы сейчас нужны, не оставят нас в решительную минуту? Успеем ли мы дотоль достаточно окрепнуть, чтобы собственными силами продолжать борьбу? Темно будущее, и лучше не заглядывать в него. Выбора нет, мы должны биться пока есть силы. П.Н. Врангель
3-го апреля 1920-го года генерал Врангель был единогласно избран Главнокомандующим. Деникин утвердил это назначение и отбыл в Константинополь. Князь Павел Щербатов, сторонник Врангеля, узнав об этом, вздохнул: «Врангель – это хорошо, но слишком поздно…» 7-го апреля на главной площади Севастополя, перед памятником адмиралу Нахимову был установлен аналой. Рядом находились высшие военные чины и представители союзников. Под колокольный звон после обедни к площади изо всех храмов стали стекаться крёстные ходы. Епископ Вениамин (Федченков), благословивший Врангеля на принятие тяжкой ноши власти, и сопутствовавший ему впоследствии, сопровождая даже в поездках по линии фронта, поднялся на возвышение и произнёс проникновенную проповедь о тяжких страданиях, ниспосланных России, о крестном пути, которым идёт русская армия, её высоком подвиге среди развала и позора Отечества. Следом, поднявшись к памятнику Нахимову, заговорил Врангель: - Без трепета и колебания я стал во главе армии. Я верю, что Господь даст мне ум и силы вывести армию из тяжёлого положения. Зная безмерную доблесть войск, я неколебимо верю, что они помогут мне выполнить мой долг перед Родиной… А затем был парад, на котором, как в старые времена, в Великой России, шагала, сверкая золотом погон, чеканя шаг в стоптанных сапогах, Белая Гвардия. Новому Главнокомандующему предстояло решить огромный спектр задач: организация тыла, наведение порядка в армии и создание мощной обороны последнего клочка русской земли, объединение разрозненных антибольшевистских сил, подготовка эвакуации Крыма на случай катастрофы, дабы избежать повторения Новороссийской трагедии… Врангель не тешил себя иллюзиями и, формулируя свою главную задачу, говорил В.В. Шульгину: - Если уж кончать, то, по крайней мере, без позора… Когда я принял командование, дело было очень безнадёжно. Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно… Словом, прекратить кабак… Вот первая задача… Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке сделать жизнь возможной… Ну… показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь идёт земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Тогда можно будет двигаться вперёд… не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное… Отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Втягивать их надо в борьбу по существу… чтобы они тоже боролись, чтобы им было за что бороться. Удивительно, но масштаб предстоящего ничуть не угнетал Врангеля. Шульгин, не видевший генерала целый год, вспоминал: «Он помолодел, расцвёл. Казалось бы, что тяжесть, свалившаяся на него теперь, несравнима с той, которую он нёс там, в Царицыне. Но нет, именно сейчас в нём чувствовалась не нервничающая энергия, а спокойное напряжение очень сильного постоянного тока». В. фон Берг вспоминал приезд Главнокомандующего в Морской корпус: «На редкость высокого роста, стройный и тонкий, как эриванский тополь, бравый генерал, а чёрной папахе, проломленной посредине мягким проломом, в коричневом казакине. Тонкий казачий ремень с серебряными пряжками туго охватывает тонкую талию. На ремне кривая казачья шашка; на груди патроны серебра с чернядью. Моложавое, загорелое лицо его дышит отвагою, силой, энергией и волей. Большие голубые глаза его смотрят ясно и бодро вперёд. Быстрым шагом идёт он с пристани корпуса к фронту гардемарин и кадет. Звонким сильным голосом он протяжно кричит: - Здравствуйте, гардемарины и кадеты Морского корпуса!! Басы гардемарин и тенора кадет сливаются в громкое и дружное: - Здравия желаем, Ваше Превосходительство!» Знавшие барона близко люди отмечали в нём «дар и вкус к организационной работе, управлению людьми и влиянию разумом, воле, искусными ходами виртуоза-шахматиста для осуществления поставленных им себе политических целей на благо русского дела так, как он это понимал». Из воззвания генерала Врангеля: «Слушайте, русские люди, за что мы боремся: За поруганную веру и оскорблённые её святыни. За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь. За прекращение междоусобной брани. За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, занялся мирным трудом. За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе Хозяина. Помогите мне, русские люди, спасти Родину». Стремясь к объединению всех русских антибольшевистских сил, разрозненных и дерущихся между собой, Пётр Николаевич выдвинул одну из главных своих идей: «Для меня нет ни монархистов, ни республиканцев, а есть лишь люди знания и труда. (…) «С кем угодно – но за Россию!» - вот, мой лозунг». Правительство Врангеля включало в себя весь политический спектр: от ультраправых до ультралевых. Был даже один марксист. Возглавил правительство А.В. Кривошеин. Этот выдающийся государственный деятель в то время уже жил в Париже, но, получив приглашение Врангеля, приехал в Крым, чтобы вновь работать для блага Родины. Большую роль играл также П.Б. Струве, начальник Управления иностранных сношений. Будучи эмиссаром в Париже, именно он добился признания Францией врангелевского правительства. Впрочем, людей всё-таки не хватало. И Пётр Николаевич ещё будет восклицать с горечью и болью, обращаясь к своему заместителю генералу Коновалову: - Где же взять честных и толковых работников, где, скажите, Герман Иванович, их найти?! Главной составляющей проводимых в Крыму преобразований стала земельная реформа и реформа местного самоуправления, те самые реформы, которые осуществлял П.А. Столыпин, считая их самыми насущными, призванными спасти Россию и принести ей процветание. «Народу – земля и воля в устроении государства!», «Кому земля, тому и распоряжаться земским делом!» - таковы были лозунги правительства Врангеля. Согласно реформе, предполагалось «поднять, поставить на ноги трудовое, крепкое на земле крестьянство, сорганизовать, сплотить и привлечь его к охране порядка и государственности» путём «укрепления права бессословной частно-земельной собственности». Захваченные крестьянами земли оставались в их собственности (кроме земель церковных и монастырских, казачьих хуторов, особо ценных хозяйств, земель промышленных предприятий). Население должно было избирать земельные советы в волостях и уездах. Крестьяне могли вносить плату за землю из полученного урожая в течение 25 лет. Из этих средств государство должно было произвести расчёт с бывшими владельцами. Большую помощь в проведении реформы оказывал Крестьянский союз России (КСР), некогда созданный эсерами. Армии предписывалось оказывать сельским жителям помощь во время жатвы, так как в деревнях не хватало рабочих рук и лошадей. Бывших красноармейцев, служивших у белых, удивляло, что помощь оказывалась даже тем семьям, родственники которых ушли к большевикам. «Красные так бы не поступили», - замечали они. Поразительно, что и в это время, когда в Советской России царил массовый голод, Белый анклав продолжал не только обеспечивать себя хлебом, но и экспортировать его за рубеж… Реформа самоуправления состояла во введении волостного земства. Земельные советы к концу правления Врангеля будут действовать в 7-ми из 8-ми бывших уездах Таврической губернии и 90-та волостях из 140. Чтобы предотвратить забастовки рабочих, Врангель встретился с ними лично и предложил ряд мер для улучшения их положения: Постепенное повышение зарплаты до уровня зарплаты служащих (минимальные размеры должны быть одинаковыми). Продажа рабочим продуктов с армейских складов, по цене их приобретения. Снабжение рабочих одеждой с армейских складов с отсрочкой платежей на 12 месяцев. Создание корпоративных магазинов по продаже рабочим продуктов и одежды по низким ценам, не более 10% от месячного заработка. Меры эти были введены не сразу из-за бюрократических проволочек (виновные были строго наказаны), но, заработав, принесли свои плоды. Рабочие не откликались на пропаганду коммунистов, а во время эвакуации белых профсоюзы помогали поддерживать порядок. Пётр Николаевич считал, что пресса должна быть свободной и независимой, что, впрочем, не означат вседозволенности. Редакторам газет было объявлено, что информация, наносящая ущерб национальным интересам или приносящая пользу врагу, в находящемся на осадном положении Крыму публиковаться не может. Редакторам 3-х ведущих газет было предложено на выбор: цензура или полная свобода, при которой, в случае публикаций, расцененных, как пособничество врагу, редактор будет отвечать по законам военного времени. Двое редакторов (из левых) выбрали цензуру, третий (правый) – свободу. Всего в Крыму действовало 20 газет: 3 либеральные, 4 умеренные, 3 монархические, 4 крайне монархические, 3 профессиональные и 3 официальные. В то время в Крыму священник Востоков выступал с проповедями антисемитского содержания, пользующимися большим спросом у публики. Врангель пригласил его к себе и попросил впредь от подобных выступлений воздерживаться и издал указ, запрещающий разжигание религиозной, национальной и расовой розни в публичных выступлениях и газетных публикациях. «Я считаю недопустимыми в этот критический период нашей жизни любые формы расовой, классовой и межпартийной борьбы и приму все возможные меры для её предотвращения. Погромы означают моральное разложение армии», - говорил барон. Знавшие Петра Николаевича люди отмечали скромность его быта и колоссальную работоспособность. Главнокомандующий вставал рано, с 8-ми принимал должностных лиц и посетителей, обедал с часа до двух, после 6-ти принимал людей, с которыми хотел побеседовать подольше, перед ужином с адъютантом выходил в город, осматривал лазареты и общежития. За ужином, кроме жены и тёщи, присутствовали дежурные офицеры конвоя и зачастую Кривошеин. Ужин состоял из одного блюда, к коему подавался стакан вина. Затем генерал работал до 11-ти или 12-ти часов. Одновременно с организацией тыла, Врангель проводил преобразование и в армии, получившей отныне название Русской. Начал он с беспощадной борьбы с мародёрством и незаконными реквизициями. Военные трибуналы выносили скорые приговоры, и эти решительные меры восстановили дисциплину в деморализованных частях. Жалобы крымчан на бесчинства армии практически прекратились. В северной Таврии крестьяне говорили: «петлюровцы грабили, махновцы грабили, деникинцы, случалось, тоже грабили, красные грабят, а вот только врангелевцы никогда не грабили и землю хотели дать». Либерал В.А. Оболенский писал: «У нас на глазах совершилось чудо». Пётр Николаевич стремился сократить количество штабистов, отправляя их на фронт, хотя это и не всегда удавалось. Однажды на перроне станции Врангель встретил щеголеватого полковника. Барон поинтересовался, где он служит. - Офицером связи при генерале Слащёве, ваше превосходительство! - Павел, разве есть такая должность? – обернулся Пётр Николаевич к Шатилову. - Определённо нет. Ещё один кандидат для отправки на фронт. - Я… Я состою также при епископе Вениамине… - запинаясь, начал полковник. - Что?! – закричал Врангель. – При епископе Вениамине? Что же вы там делаете, ладаном курите или уклоняетесь от отправки на фронт? Да как вы смеете! Полковника тотчас арестовали… Своим приказом Главнокомандующий ввёл в армии военную юстицию, полностью отделив от гражданского судопроизводства. Отныне ставка в формировании войск делалась не на добровольцев, а на мобилизованных резервистов. Примечательно, что среди многих воззваний Врангеля того времени есть и обращённое к офицерам, вставшим на сторону красных, где в частности говорилось: «Я хочу верить, что среди вас, красные офицеры, есть ещё честные люди, что любовь к Родине ещё не угасла в ваших сердцах. Я зову вас идти к нам, чтобы вы смыли с себя пятно позора, чтобы вы стали вновь в ряды Русской, настоящей армии. Я, генерал Врангель, ныне стоящий во главе её, как старый офицер, отдавший Родине лучшие годы жизни, обещаю вам забвение прошлого и представляю возможность искупить свой грех». После проведённой реорганизации начинается очередное, последнее наступление Белой армии. Необходимо было прорвать организованную красными блокаду и выйти на просторы Южной Украины, богатой продовольствием и лошадьми. Врангель спланировал комбинированную операцию – одновременную высадку десанта на севере и северо-востоке полуострова в сочетании с атакой по Перекопскому и Арбатскому перешейкам, отделявшим Крым от материка, - которая была блестяще осуществлена. Пётр Николаевич под градом пуль оставался с войсками на протяжении всего сражения. Красные стянули к Крыму подкрепления, обеспечивающие им громадный численный перевес. Однако, планы большевиков потерпели полный крах. Русская армия одержала одну из самых блистательных своих побед, итогом которой стало почти полное уничтожение группировки красных, включавшей 7 дивизий (в том числе, Латышскую) и конницу Жлобы, захват 10 тысяч пленных, 48 орудий, 6 броневиков, 250 пулемётов, 3 бронепоездов и огромного количества боеприпасов. Таврическая губерния отныне находилась в руках Врангеля, занимаемая белыми территория увеличилась вдвое. То, что удалось сделать новому Главнокомандующему, многие называли чудом. Один из лидеров кадетской партии, князь Павел Долгоруков, позже расстрелянный большевиками, вспоминал: «От всей его фигуры веяло энергией, и сразу почувствовалась его молодая, крепкая рука. Тот военный сброд, который я видел в Феодосии, Врангель и его сотрудники в короткое время преобразили в регулярные части, способные не только оборонять Крым, но и наступать. Летом была занята северная часть Таврической губернии, Мелитополь и Бердянск. И это при страшной трудности комплектования, при недостатке обозов, лошадей артиллерии и при ограниченных ресурсах населения небольшой территории. Грабежи и насилия в войсках благодаря строгим мерам исчезли, произошло то чудо, о котором я говорил ранее, в которое не верили и потрясённые разложением Добрармии военные. (…) Во Врангеле более (чем в Деникине – Е.С.) чувствовалось потентной энергии. И он впоследствии доказал, что не только может из деморализованной массы формировать, воодушевлять и вести в бой боеспособное войско, но не выпускал из своих крепких рук вожжей и после катастрофы. И после военного крушения люди верили в него, и он, в неимоверно трудных условиях, находил возможность поддерживать их морально и материально, поддерживать в них воинский дух и порыв к национальному подвигу. Он был ближе к типу диктатора, а это в настоящее время и требовалось, а потому я, прогрессист, кадет и пацифист, всецело и убеждённо стал его поддерживать…» Подводя промежуточные итоги своей деятельности, Пётр Николаевич отмечал: «Огромная работа сделана нами. Три месяца тому назад, прижатая к морю, на последнем клочке родной земли, умирала армия. Русский народ отверг её. В ней видел он не освободителей, а насильников. Европа отвернулась от нас, готовая видеть во власти захватчиков России – власть, представляющую русский народ. Казалось, конец неизбежен. Теперь наши войска победоносно двигаются вперёд. Воскресшие духом, очистившись в страданиях, русские полки идут, неся с собой порядок и законность. Новая власть пользуется доверием народа. Её лицо для него открыто. Мир, забывший было нас, вновь нас вспоминает, и борьба горсти русских патриотов начинает приобретать значение крупного фактора международной политики…» И всё-таки генерал не склонен был видеть ситуацию о радужных тонах и с тревогой добавлял: «…Как ничтожен маленький клочок свободной от красного ига русской земли по сравнению с необъятными пространствами залитой красной нечистью России. Как бедны мы по сравнению с теми, кто ограбил несметные богатства нашей Родины. Какое неравенство пространства, сил и средств обеих сторон. Редеют ежедневно наши ряды, раненые заполняют тыл. Лучшие и опытные офицеры выбывают из строя, их заменить некем. Изнашивается оружие, иссякают огнеприпасы, приходят в негодность технические средства борьбы. Без них мы бессильны. Приобрести всё это нет средств. Наше экономическое положение становится всё более тяжёлым. Хватит ли сил у нас дождаться помощи, придёт ли эта помощь, и не потребуют ли за неё те, кто её даст, слишком дорогую плату? На бескорыстную помощь мы рассчитывать не в праве». Увы, силы были слишком неравны, а союзники, в большинстве своём, отвернулись от белых. Англичане спешно налаживали отношения с Советами и требовали от правительства Врангеля прекратить войну. Французы, хотя и признали это правительство, помощи оказывать не спешили. Но главный удар в спину нанесли поляки. Ведя успешные боевые действия, они оттягивали на себя значительную часть сил большевиков, что давало белым возможность для манёвра. Врангель предполагал выйти на соединения с польской армией и объединить усилия в борьбе с красными. Поляки делали вид, что соглашаются с этим планом. В Крыму шли переговоры о совместных действиях, а в это время руководство Польши вероломно заключило мир с большевиками, о чём известили Врангеля лишь несколько дней спустя. - Поляки в своём двуличии остались себе верны, - прокомментировал это Пётр Николаевич. Теперь силы красных были свободны, чтобы всей массой ударить по Крыму, что и было сделано. Даже природа, казалось, встала на сторону красных. Осень выдалась небывало холодной, последние защитники Крыма, героически оборонявшие Перекоп, страдали от обморожений. Однако, главнейшая задача, которую ставил перед собой Врангель, была выполнена: время было выиграно. И это время было использовано с максимальной пользой. Эвакуацию начали готовить заблаговременно. Делать это приходилось втайне от армии и населения, чтобы не подрывать боевой дух у первой и не создавать паники среди последнего. Для соблюдения секретности начальник контрразведки генерал Климович даже организовывал, в случае возникновения в прессе ненужных слухов, ложные утечки информации о якобы готовящихся военных операциях. Одной из первых мер Врангеля стало создание запасов топлива, включая добывавшийся в Крыму уголь. Для закупки оного генерал Шатилов был направлен в Константинополь. Все суда, включая баржи и шаланды, были приведены в полную готовность. Утром 3-го ноября Главнокомандующий принял последний парад на родной земле. В Севастополе на площади перед гостиницей построились: конвой генерала, Атаманское Новочеркасское училище и оставшиеся вне наряда юнкера Сергиевского училища. Один из очевидцев вспоминал: «Ген. Врангель вышел из дверей гостиницы одетый в серую офицерскую шинель с отличиями Корниловского полка. За ним его штаб и штаб крепости с генералом Стоговым. Обходя фронт генерал Врангель остановился перед атаманцами и обратился к ним со, ставшими теперь, историческими словами: "Орлы! Оставив последними Новочеркасск, последними оставляете и русскую землю. Произошла катастрофа, в которой всегда ищут виновного. Но не я, и тем более, не вы виновники этой катастрофы; виноваты в ней только они, наши союзники" - и генерал прямо указал рукой на группу военных представителей Англии, США, Франции и Италии, стоявших неподалеку от него. - "Если бы они вовремя оказали требуемую от них помощь, мы уже освободили бы русскую землю от красной нечисти. Если они не сделали этого теперь, что стоило бы им не очень больших усилий, то в будущем, может быть, все усилия мира не спасут ее от красного ига. Мы же сделали все что было в наших силах в кровавой борьбе за судьбу нашей родины... Теперь с Богом. Прощай русская земля". 11 ноября 1920-го года Главнокомандующий Русской Армией генерал Врангель издал приказ об эвакуации. Его воззвание гласило: «Русские люди! Ведя неравную борьбу с угнетателями, Русская Армия защищала последний клочок России, на котором сохранились закон и справедливость. Сознавая свою ответственность, я с самого начала стремился учесть возможное развитие событий. Я приказал произвести эвакуацию всех, кто последует за Русской Армией в её пути на Голгофу: семьи солдат и офицеров, государственных служащих с семьями и каждого, кому угрожает опасность, если он попадёт в руки врага. Посадка на корабли будет происходить под контролем армии, знающей, что суда для неё готовы и ждут в портах, согласно ранее утверждённому плану. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы выполнить свой долг перед армией и населением. Нам неизвестно, что ожидает нас в будущем. У нас нет иной земли, кроме Крыма. У нас нет дома. Как всегда откровенно, я предупреждаю о том, что вас ожидает. Господи! Дай нам сил и мудрости преодолеть и пережить это страшное для России время». Корреспондент Валентинов вспоминал: «Командующий вошёл. Его искажённое лицо выражало предельную усталость. Он медленно подошёл к окну и долго смотрел на огни кораблей в гавани. Я различил едва слышный шёпот: «О, как тяжело, как ужасно тяжело!» Он повернулся и так же медленно направился к двери. Я слышал его шаги в пустом зале…» Посадка людей на корабли прошла благополучно. Все, кто хотел уехать, смогли сделать это. Паники и различных эксцессов удалось избежать. Погрузка багажа сопровождалась молебном в честь Коренной Курской иконы Божией Матери (Знамение), которую Врангель потребовал вывезти, как единственную не попавшую в руки большевиков. Главнокомандующий на катере в последний раз приветствовал свои войска на родной земле. Громогласное «Ура!» было ему ответом. Ю.И. Лодыженский, работавший впоследствии по заданию Врангеля в Российском отделении Красного Креста в Женеве, вспоминал: «В это время внимание моё было привлечено происходящим на берегу. По лестнице спускалась небольшая группа военных, среди которых можно было различить чёрную черкеску главнокомандующего генерала Врангеля. Его окружала толпа, состоявшая из местных жителей и ещё не успевших погрузиться воинских чинов и беженцев. Некоторые становились на колени, крестились и целовали землю. Другие крестили генерала. Слав, конечно, не было слышно. Затем от пристани отошёл катер со штабом и главнокомандующий вошёл на палубу крейсера «Корнилов». Прежде чем направиться в Константинополь, он решил обойти крымские порты, чтобы убедиться в погрузке всех своих соратников и их семей». Из крымских портов вышло 126 судов, на которых Россию покинуло около 150000 русских людей… В эти дни жесточайшая стужа в Крыму сменилась теплом, и солнце первый раз за долгое время ярко засияло в синем небе… |
