Елена Семёнова

*

*БЕЛЫЙ РЫЦАРЬ*

Генерал Пётр Николаевич Врангель

 

1/2/3/4/

 

Глава 1.

 

Врангель был нашим любимым вождём.

В нём воплощалась наша последняя надежда на победу

в этой войне. Мы верили и любили его,

нашего белого рыцаря…

Капитан артиллерии Пронин

 

Род Врангелей известен ещё с 13-го века. Именно тогда встречается упоминание о неком немецком рыцаре, сражавшимся в рядах Тевтонского ордена. Позже его потомки служили шведскому королю. Надо сказать, что исстари Врангели были известны, как воины. Многие из них прославились в различных сражениях своей поры. Их девиз был: «Погибаю, но не сдаюсь!» Истории известны имена 79-ти Врангелей, служивших в шведской армии. Тринадцать из них пали на поле брани, а семеро погибли в плену.

С конца 18-го века начинается история баронов Врангелей в Российской Империи. Барон Карл Врангель участвовал в Русско-персидской войне 1826-1829 годов, многие годы воевал на Кавказе, командовал знаменитым Ереванским полком, в коем в то время сражались аж девять Врангелей. Карл Врангель разбил турецкие войска под Наджимом в 1854 году и взял крепость Баязет, известную читающей публике, благодаря одноимённому роману В. Пикуля. Участвовал барон и в легендарной обороне Севастополя.

Тем же Ереванским полком позже командовал другой Врангель – Александр. Он познал все тяготы Кавказской войны и проявил подлинный героизм, идя со своими гренадёрами на верную смерть, во время штурма крепости Гуниб, итогом коего стало пленение Шамиля.

Наиболее известен широкой публике Фердинанд Врангель, учёный и мореплаватель, в честь которого названы остров в Северно-Ледовитом океане, порт, вулкан и даже индейское племя. Фердинанд Врангель совершил два кругосветных путешествия, составил карты побережья Северо-Восточной Сибири и водных путей Аляски, возглавлял морской департамент Русско-Американской компании и, подробно изучив Аляску, пытался заинтересовать русское правительство её потенциальными богатствами, но, к сожалению, безуспешно.

Дед будущего Главнокомандующего Русской Армии, Егор Ермолаевич Врангель начинал свою службу в лейб-гвардии Гренадёрском полку и был одним из немногих там, кто не сочувствовал бунту декабристов. В 1826-м году он с двумя своими братьями отправился на войну с турками, где отличился и был жестоко изранен под Варной. В 1831-м Егор Ермолаевич штурмовал Варшаву и был награждён Золотым оружием. Оставив службу, барон женился на Дарье Александровне Рауш фон Траунберг, родной внучке Абрама Ганнибала, знаменитого  «арапа Петра Великого». А.С. Пушкин приходился ей троюродным братом.

Старший сын Егора Ермолаевича, Александр был некоторое время семипалатинским прокурором. Как раз тогда там отбывал бессрочную солдатскую службу освободившийся из «мёртвого дома» Фёдор Достоевский. На всю жизнь Врангель сделался одним из самых близких и верных друзей писателя. Позже, в бытность Александра Егоровича секретарём русской миссии в Копенгагене, Фёдор Михайлович даже гостил у него однажды. О своей дружбе с Достоевским Врангель оставил интереснейшие воспоминания.

Средний сын, Михаил Егорович, более других унаследовавший крутой характер  отца, сделал карьеру на государственной службе. Уже к середине 80-х годов он был генералом и губернатором одной из европейских областей России.

Младший сын, Николай Егорович оказался совершенной противоположностью своему отцу и старшему брату. Вот, что пишет о нём внук, Алексей Петрович Врангель в своей книге «Доверие воспоминаний»: «…отца Петра Врангеля можно было назвать кем угодно, но только не солдатом: сибарит, повеса, знаток и любитель искусств, он являл собою полную противоположность своим предкам». Николай Врангель был типичным представителем либеральной интеллигенции. В своих воспоминаниях он с гневом обрушивается на правление Николая Первого и Александра Третьего, обличает крепостнический строй, не щадя и собственного отца, который, впрочем, проявлял большую заботу о своих крестьянах и был ими весьма уважаем. С отцом Николай Егорович не ладил. Мать же его умерла, когда он был ребёнком, и его воспитанием занималась няня. Эта замечательная женщина могла спорить с суровым барином, настоять на своём, и тот, несмотря на «крепостничество» и самовластность, спускал ей это. После крупной ссоры с родителем, едва не окончившейся самоубийством сыны, Николай Егорович отправился учиться в Швейцарию. За время пребывания за границей он свёл знакомство с народниками, марксистами, нигилистами и прочими деятелями этого сорта, коих было там в избытке. Молодой барон даже встречался с Бакуниным. Было много и других знаменательных встреч: с княгиней Полиной Меттерних, писателем Александром Дюма… С принцем Уэльским, будущим Эдуардом Седьмым Врангель сошёлся довольно близко. Однажды имел место даже курьёзный случай: когда молодые люди спускались по лестнице одного из наиболее известных борделей Парижа, один из них оступился, оба упали, и в итоге Николай Егорович сломал ногу, а принц – несколько рёбер.

По возвращении на Родину Врангель, теперь уже доктор философии, опробовал несколько родов занятий: он был помощником губернатора Польши, литератором, какое-то время служил в гвардии и, наконец, получил хорошую должность в Русском Обществе пароходства и торговли, одним из руководителей и акционером коего оставался вплоть до революции. Судьба: именно кораблям этой компании суждено будет вывозить из Крыма остатки Русской Армии генерала Врангеля… Позже барон, хорошо освоившийся в финансовых кругах и будучи старым знакомым С.Ю. Витте, станет также председателем Амгунской золотопромышленной компании и Товарищества спиртоочистительных заводов и членом правлений нескольких компаний.

Николай Егорович женился на Марии Дмитриевне Дементьевой, бывшей в близком родстве с поэтом А.Н. Майковым (по линии отца) и С.Д. Полторациким (дед по линии матери), приходившимся кузеном небезызвестной А.П. Керн, музе А.С. Пушкина.

Мария Дмитриевна родила мужу трех сыновей. Младший, Всеволод, умер от дифтерии в раннем возрасте. Семья тогда жила в Ростове-на-Дону. Это несчастье было предсказано неким юродивым. Когда после смерти ребёнка родители пришли на его могилу, юродивый сидел рядом с ней и повторял с улыбкой:

- Тут наш ангелочек, тут…

Тяжело переживая утрату, семья перебралась в Петербург.

Средний сын, Николай, унаследовал от отца тягу к искусству. Он стал известен в среде петербургской интеллигенции, как писатель и историк искусства. Николай Николаевич устраивал многочисленные выставки, участвовал в журнале «Старые годы», редактировал журнал «Аполлон», был одним из учредителей Общества сохранения памятников старины, почётным корреспондентом Румянцевского музея, получил за свои научные труды орден Почётного легиона. Многие забытые имена, среди которых Кипренский, Мартос, Росси, стали хрестоматийными, именно благодаря этим трудам. Все работы Игоря Грабаря возникли при содействии Николая Николаевича, а весь пятый том скульптуры Грабаря и вовсе был написан им. Александр Бенуа называл этого человека «рыцарем искусства». Это о нём строки поэта Георгия Иванова:

Но Врангель – это в Петрограде.

Стихи. Шампанское. Снега, -

Николай Николаевич ушёл из жизни в 35 лет. С самого начала Первой Мировой войны он посвятил себя деятельности Красного Креста, став уполномоченным санитарного поезда имени Великой княжны Ольги Николаевны. Во время поездки на Западный фронт Николай Врангель заболел желтухой и скончался в госпитале Варшавы. Влияние Николая Николаевича в мире искусств было колоссально. Неслучайно в статье «Венок Врангелю» в 1916-м году Александр Бенуа написал: «Возможно, что будущие поколения будут говорить о какой-то эпохе Врангеля». К сожалению, потомки предали этого выдающегося деятеля забвению…

Старший сын Николая Егоровича, о котором и пойдёт речь в дальнейшем, Пётр, родился 15-го августа 1878 года в городе Ново-Александровске Ковенской губернии (ныне: Зарасай – известный курорт в Литве). Детство его прошло в Ростове-на-Дону, среди казаков. Пётр Николаевич уже тогда отличался недюжинной смелостью, смекалкой и ловкостью. Николай Егорович всегда брал сыновей с собой на охоту. В своих воспоминаниях он отмечал: «Стрелять влёт от излишней горячности я никогда хорошо не научился, и мальчики, к их гордости и моему конфузу, вскоре меня заткнули за пояс, особенно Пётр».   

Николай Егорович, бывший заметной фигурой в среде промышленников, видел в старшем сыне продолжателя своего дела. Играя большую роль на сибирских золотых приисках, он рассчитывал, что Пётр Николаевич, став инженером, сможет сделать там хорошую карьеру. Этим и было продиктовано решение последнего поступать в Санкт-Петербургский Горный институт.

 

 

Глава 2.

 

Когда вошёл Врангель, было ощущение, что,

повинуясь его властному виду, двери сами открываются перед ним…

В тот момент он казался нам воплощением силы и могущества.

Он вселил в нас веру и вернул душевное спокойствие.

Капитан Орехов 

 

Учёба давалась молодому барону легко. Из преподаваемых дисциплин наиболее занимала его минералогия. Один из современников, знавший Петра Николаевича в ту пору, вспоминал: «…Я встречал его в юности на великосветских балах, где он выделялся не только своим ростом, но и тужуркой студента Горного института; он был, кажется, единственным студентом технического института, принятом в высшем обществе…»

Среди разночинного студенческого общества Врангель держался обособленно. Ему, убеждённому монархисту, были чужды сходки и маёвки, митинги, демонстрации и иные излюбленные занятия «учайщейся молодёжи», которую один из тогдашних острословов справедливо назвал «не учащейся». Этой холодностью по отношению к ним Пётр Николаевич резко отличался от А.И. Деникина, в то время уже поручика, учившегося в Академии Генштаба. Антон Иванович с большим интересом относился к «прогрессивным» течениям и даже как-то прятал у себя подпольную литературу, которую принесли ему боявшиеся обыска курсистки. Позже приносили и иную нелегальщину. Уже по просьбе самого Деникина, желавшего расширить свой кругозор.

  Обладая блестящими способностями вкупе с прилежанием, Врангель по окончании института получил золотую медаль, как первый ученик. Но, прежде чем заняться деятельностью, к коей он готовился, барон должен был по тогдашней традиции пройти воинскую службу. Как и его предки отбывал её Пётр Николаевич в Конном полку лейб-гвардии Его Величества.

В гвардейском обществе Врангель сразу ощутил себя в своей среде. Великолепный наездник, отличавшийся отвагой, доходящей в то время даже до некоторого молодчества, и несомненным шиком, он был одним из тех, о ком можно сказать словами поэтессы Цветаевой: «Цари на каждом бранном поле и на балу…» Надо сказать, что на балах Пётр Николаевич бывал охотно и танцевал блестяще.

Довольно скоро Врангель решил остаться на военной службе, сдать экзамен на офицера и поступить в полк, благо сдача экзаменов была для него, первого ученика Горного института, задачей ничуть не сложной. Подвел Петра Николаевича  один курьёзный случай. Накануне производства в офицеры барон с друзьями отмечал это событие. Возвращаясь домой, он, проходя мимо дома полкового командира, вдруг выхватил саблю и лихо изрубил высаженные вдоль аллеи молодые деревья. Командир их очень любил, и кандидата забаллотировали с присвоением, впрочем, младшего кавалерийского обер-офицерского чина.

Надо сказать, Врангель в молодые годы отличался некоторой необузданностью характера. Известен случай, когда Пётр Николаевич выбросил в окно человека, который неуважительно обошёлся с его матерью (по счастью, это был первый этаж). Той же участью пригрозил барон проводнику и пассажиру, занявшему купе, зарезервированное для него и его молодой супруги: места были освобождены. Пришлось Врангелю стать и участником дуэли. Правда, только в качестве секунданта своего деверя Дмитрия Иваненко. Дуэль, впрочем, закончилась благополучно, и бывшие враги с размахом отметили это. Сохранилось свидетельство, что во время отмечания барон палил из дуэльных пистолетов по окнам… Подобная лихость, вообще, была свойственна гвардейцам. Однажды, в процессе одного из тех пиров, кои Николай Егорович Врангель, хорошо знакомы с этой средой, назвал в своих записях «Валтасаровыми», в офицерской столовой развели огонь прямо на полу, чтобы приготовить шашлык. Возникла угроза пожара. Положение спас Пётр Николаевич, откупоривший бутылки с шампанским и залившим огонь вином. К слову, на протяжении всей жизни Врангель питал слабость к шампанскому марки «Пайпер», за что друзья так и прозвали его – Пайпер.

Карьера инженера в Сибири вышла недолгой из-за начавшейся войны с Японией. Впрочем, этого времени вполне хватило Петру Николаевичу, чтобы ознакомиться с тамошним укладом жизни. Сибирские деревни в то время отличались зажиточностью. Были там даже свои «техасские миллионеры». Однажды в купеческом доме Врангель обнаружил круглое зеркало гигантских размеров. Заметив изумление гостя, хозяин гордо сообщил, что купил его на Всемирной выставке в Сан-Франциско.

- Но как вы доставили его? – недоумевал барон.

- Нет ничего проще. Кораблём до Владивостока, а потом санями с дюжиной лошадей сюда.

- Как же вы внесли его в дом?

- Его не вносили в дом. Дом построили вокруг него, - просто ответил хозяин…

По окончании Русско-Японской войны Врангель окончательно посвятил себя военному делу. В 1907-м году он успешно сдал экзамены в Академию Генштаба и был временно зачислен в родной полк Конной гвардии, шефом которого был сам Государь. В том же году Пётр Николаевич был замечен Императором. Вспомнив родственников барона, служивших ранее в полку и оценив по достоинству боевые награды Врангеля, Николай Второй сказал: «Я хочу, чтобы капитан Врангель служил в моём полку…» Таким образом, Пётр Николаевич стал полноправным офицером Конной гвардии.

Для большинства офицеров поступление в Академию было задачей весьма сложной. Подготовка занимала не один год. Нанимались репетиторы, изучались иностранные языки. Но из всех кандидатов принимались немногие. В тот год в Академию поступило 124 человека. Высший балл получил барон Врангель – 10,3, при среднем – 10. И вновь далось это Петру Николаевичу с легкостью. Часть предметов, кои были непреодолимым препятствием для его товарищей, он в совершенстве знал со времён Горного института.

Блестящие успехи барона во время учёбы в Академии не помешали впоследствии оклеветать его будущему маршалу СССР Шапошникову, однокашнику Врангеля, и другим. Вот, что пишет об этом сын Петра Николаевича, А.П. Врангель: «Однажды на экзамене по высшей математике Врангелю достался лёгкий вопрос, он быстро справился с ним и записал решение. Его соседу, казачьему офицеру, попался трудный билет, и Врангель обменялся с ним, получив взамен решённой новую, более трудную задачу, с которой тоже успешно справился. Эту историю много лет спустя однокашник Врангеля по академии советский маршал Шапошников описал в своих мемуарах. Однако Шапошников сделал то, на что не решился даже Сталин, которого Врангель разбил под Царицыном, - поменял роли участников, и у него вышло, будто это Врангель попросту стащил у товарища билет с более лёгкой задачей. Вряд ли такой исторический подлог добавил славы советскому маршалу». Многие другие факты Шапошников извратил точно также.

Академию Пётр Николаевич окончил среди лучших, седьмым по списку из почти полусотни, после чего «…прибыл в Офицерскую Кавалерийскую школу и зачислен в число прикомандированных к Офицерскому отделу для изучения технической стороны кавалерийского дело» (из документа от 20-го октября 1910 года). После прохождения этих курсов Врангель, ко всеобщему удивлению, отказался от службы в Генштабе и вернулся в свой полк. Своё решение барон объяснил так: «Из меня выйдет плохой штабист. Они подают советы начальству и делают вид, что довольны, когда их советами пренебрегают, а я дорожу своим мнением».

Уже в 1912-м году Врангелю была оказана величайшая честь – командование эскадроном Его Величества Государя Императора Николая Второго.  Основные заповеди Гвардейского офицерства: «Гвардия на страже монархии», «Армия вне политики», «За Веру, Царя и Отечество» - стали основой мировоззрения будущего главкома Белой Армии.     

 

 

Глава 3.

 

Это был выдающийся человек.

Вспомним добрым словом храброго офицера,

верно служившего делу союзников, и главнокомандующего,

который потерпел поражение

только из-за трагического стечения обстоятельств.

Сэмюэль Хор («Таймс»)

 

Предназначенного судьбою не изменить никому. Петру Врангелю самим Богом была уготована стезя воина, рыцаря, истинного продолжателя славных традиций его предков, и небольшое отступление от неё после досадного инцидента с изрубленными деревцами ничего, в сущности, не могло переменить. И два года спустя Пётр Николаевич отправился на войну с Японией. В чине хорунжего он был определён во 2-й Аргунский казачий полк, входивший в отряд генерала фон Ренненкампфа.

Первоначальным местом дислокации был китайский город Ляоян. Любознательный и наблюдательный барон, с нетерпением ожидавший настоящего дела, в отсутствии оного занялся изучением местных достопримечательностей.  Их, правда, было немного: резиденция губернатора (тифангуана), подле которой тюрьма, окружённая высоким частоколом, и «лобное место», где Врангелю случилось однажды наблюдать казнь пятерых разбойников (хунхузов), которые были обезглавлены и погребены прямо рядом с местом казни. Были ещё кабачки, в одном из которых Пётр Николаевич познакомился с китайской кухней, среди деликатесов которой были тухлые варёные яйца и морские черви, и чайные, где собирались курильщики опиума.

Наконец сотня Врангеля, до той поры находившаяся в резерве получила первое задание. За прошедшее время барон успел довольно порядочно изучить характер казаков, которые отличались большой смекалкой. Особенно удивляла хорунжего их способность никогда не сбиваться с пути. Один из казаков охотно поделился секретом:

- Когда идёте куда-нибудь, ваше благородие, так почаще оглядывайтесь – смотрите назад. Как дорога покажется, так и на обратном пути казаться будет, никогда не ошибётесь.

Во время стоянки в деревне Цау-Хе-Гау стало известно о поражении основных сил русской армии. Разгром был сокрушительным. На поле боя остались убитые и раненые солдаты и орудия, уцелевшие из которых тянули теперь назад, к Ляояну. Под непрерывно моросящим дождём проходили поредевшие стрелковые роты, плелись раненые в промокших шинелях, поддерживая друг друга. Иные, потеряв силы, падали в грязь, пили воду из луж. Врангель приказал своей сотне спешится и предоставить лошадей раненым, но это была капля в море. Несчастные всё прибывали, они смотрели умоляюще измученными глазами, но хорунжий уже ничем не мог помочь им…

Система снабжения войск, как случалось зачастую, была налажена скверно, а потому казаки вынуждены были перейти на самообеспечение, реквизируя у местного населения продовольствие и фураж. Добычей они щедро делились со своими командирами, вынужденными закрывать глаза на эти экспроприации. Не хватало медикаментов. Изорванную одежду меняли на то, что попадалось под руку, и иного казака можно было уже увидеть в довольно нелепом облачении: смесь собственного обмундирования и китайских нарядов. Разбитые сапоги заменяли китайские туфли, к коим пришивали голенища. Убитых лошадей заменяли мулы.

Однако, армия сражалась геройски, и вскоре была одержана первая победа, которая дала надежду на перелом в войне.

Ещё в самом начале кампании, узнав о назначении главкомом бывшего начштаба легендарного Скобелева, генерала Куропаткина, старый друг Н.Е.Врангеля, генерал Дохтуров предрёк, что Куропаткин, привыкший к штабной работе, даже победу обратит в поражение. Пророчество сбылось в точности.

Между тем, Врангель отлично проявил себя в боях. Не раз пули свистели над его головой, но ни одна из них не задела его. Судьба исправно хранила будущего главкома Русской Армии. К слову, абсолютное вверение себя судьбе и презрение к смерти было чертой китайского народа. В разгар кровопролитных боёв, когда пули свистели совсем рядом, китайские женщины продолжали заниматься своей работой, будто бы ничего необычного не происходило…

Однажды барону Врангелю и его подчинённым случилось оказать услугу самим китайцам. Долгое время ряд китайских деревень подвергали разграблению хунхузы, находившиеся на содержании японцев. Командовал ими известный своей жестокостью Тя Фу, легендарный разбойник, фактически властвовавший  в этой местности. Деревни хунхузы сжигали, жителей убивали, а сами оставались неуязвимы.

Какой-то ночью хунхузы напали на деревню возле русского поста и сожгли её. Тя Фу убил старосту деревни и похитил его дочь, чтоб жениться на ней. Отослав большую часть своей банды, он с несколькими приближёнными и пленницей отправился в маленькую деревню, чтобы там в доме старика, бывшего хунхуза, сыграть свадьбу. Врангель получил приказ взять по три человека из каждого эскадрона и захватить разбойников. Задача была выполнена. Казаки окружили указанный дом, из которого доносилась громкая музыка. Врангель с четырьмя казаками вошёл внутрь. Музыка смолкла. Один из китайцев высадил плечом оконную раму и выскочил наружу. Однако, его задержали казаки. Пленный был молод, крепко сложен, одеты в дорогие шёлковые одежды. Врангель приблизился к нему и спросил:

- Шима шинзе (как тебя зовут)?

- Тя Фу, - ответил хунхуз глядя в стальные глаза барона.

Так окончилась история легендарного атамана китайских разбойников…

Вскоре хорунжий Врангель получил срочный приказ: захватить пленных или, на худой конец, знаки отличия, оружие и снаряжение противника, которое бы позволило определить, какие именно части действуют против русских. Приказ был вызван донесениями лазутчиков о появлении новых вражеских формирований.

Ночью барон и несколько добровольцев предприняли вылазку к лагерю противника. Предприятие было рискованное, но, несмотря на стычку с японцами, в результате которой было ранено двое лазутчиков, и спешный отход под частым огнём противника, операция всё же была успешной. Двое японцев было убито, их амуниция и оружие захвачены. Врангель успел даже зарисовать план вражеских укреплений. Лазутчиков в русском лагере встречали как настоящих героев, с ликованием и поздравлениями…

Русско-японскую войну П.Н. Врангель закончил в чине подъесаула. За боевые отличия он был награждён орденом Святого Станислава Третьей степени с мечами и бантом. Послужной список барона в этот период выглядит так: в походах и делах со 2-м Аргунским казачьим полком в составе отряда генерала Ранненкампфа с марта 1904-го по май 1905-го, с июня по октябрь 1905-го – в разведке и делах со 2-й сотней Отдельного дивизиона разведчиков.

К слову, служа в разведке, Пётр Николаевич свёл знакомство с хорунжим Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка П.Н Шатиловым, коему в будущем суждено стать начальником Штаба и ближайшим другом и соратником Белого Главнокомадующего…

О Русско-японской войне Врангель, имевший склонность к перу, составил прелюбопытные записки, в коих подробно описал не только военные действия, но и быт, нравы, природу окружавшей его местности. Записки эти были достойны настоящего исследователя, этнографа, отличались яркостью, художественностью и гибкостью языка. Мать Петра Николаевича, хорошо разбиравшаяся в литературе, передала эти записки в «Исторический Вестник», где они были опубликованы, и Врангель, к своему изумлению, даже получил гонорар.

Война окончилась поражением России. Однако, для Врангеля она имела весьма значимый результат. Генерал Дохтуров сказал отцу Петра Николаевича:

- Я много говорил с твоим сыном, собирал о нём подробные справки. Из него выйдет настоящий военный. Пусть и после войны остаётся на службе. Он пойдёт далеко!

И Врангель на службе остался.

В самом начале Первой Мировой войны Петру Николаевичу суждено было прославиться выдающимся подвигом в бою, который навсегда вошёл в анналы истории. В начале августа 1914-го года немцы закрепились в деревне Каушен, откуда обрушили бешенный огонь на русские соединения. Кавалерии приказали спешиться. Раз за разом гвардейцы, выпрямившись в полный рост, шли в атаку на германские батареи, и шквал свинца и картечи выкашивал их до одного. В этом аду гибла кавалерийская элита, представители самых знатных родов Империи. Так, в самом начале войны, русский офицерский корпус будет буквально уничтожен, так как офицеры шли в атаку первыми, ведя за собой своих солдат. Новых офицеров будут наскоро набирать из резервистов, но они уже не смогут заменить прежнего ядра, и это сыграет в будущем свою роковую роль. Сам Врангель отмечал позже в своих «Записках» о 16-м годе: «После двух лет войны армия так и не стала такой, какой ей надлежало быть. Большая часть младших офицеров и солдат, особенно в пехоте, погибли либо выбыли из строя. Вновь призванные офицеры были плохо обучены, им не хватало военного образования и мышления, из них не получались полноценные командиры. (…) Настоящей армии не могло получиться. Солдаты, призванные до войны, легко сносили тяготы и лишения службы, но их осталось слишком мало. Новое поколение было неудовлетворительным во всех отношениях…» Но это будет позже…

А в тот день в резерве остался единственный эскадрон Конного полка. Командовал им ротмистр Пётр Врангель. Вот, что говорит о нём служебная характеристика того времени: «…отличный эскадронный командир. Блестяще военно подготовлен. Энергичный. Лихой. Требовательный и очень добросовестный. Входит в мелочи жизни эскадрона. Хороший товарищ. Хороший ездок.  Немного излишне горяч. Обладает очень хорошими денежными средствами. Прекрасной нравственности. В полном смысле слова выдающийся эскадронный командир».

Последнее Врангель доказал в битве при Каушене, когда получил приказ атаковать вражеский оплот своим эскадроном в конном строю. Чтобы успеть добраться до позиций противника прежде, чем тот уничтожит атакующих сплошным огнём, нужно было примеряться к местности. Петру Николаевичу удалось отлично использовать её: эскадрон неожиданно вылетел напротив немецкой батареи, изумлённые немцы не успели изменить прицел и ударили наудачу. Эскадрон шёл в лоб. Непрерывным огнём были выбиты из строя все офицеры, кроме командира. Коня Врангеля убили под ним прямо перед вражескими траншеями. Ротмистр вскочил на ноги и с шашкой ринулся к батарее. Вместе с остатками эскадрона он врукопашную дрался на немецких позициях, и в итоге Каушен был взят.

Лейб-гусар Великий князь Гавриил Константинович вспоминал: «После боя наш эскадрон был назначен в охранение. Ясно помню, что, когда полк собрался вместе, уже почти стемнело. Я стоял в группе наших офицеров, говорили, что Врангель убит; Гревс и Велепольский жалели убитого, как хорошего офицера, которого они знали ещё по Японской войне. Вдруг в этот момент появляется сам барон Врангель верхом на громадной вороной лошади. В сумерках его плохо было видно, и он казался особенно большим. Он подъехал к нам и с жаром, нервно стал рассказывать, как он атаковал батарею. Я никогда не забуду этой картины».

Князь В.С. Трубецкой отмечал, вспоминая об этой атаке, что, благодаря ей, барон Врангель «приобрёл в гвардии большую известность и популярность и быстро пошёл в гору».

За атаку при Каушене Пётр Николаевич был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.

Как отмечалось в характеристике, Врангель всегда входил в мелочи жизни вверенных ему частей. По воспоминаниям одного из офицеров его эскадрона, он ложился спать последним и никогда не садился ужинать, пока не убеждался, «что все его люди устроены и накормлены». Это качество будет свойственно Врангелю до конца жизни.

Война неумолимо затягивалась. Новобранцы из резервистов, как писал потом Пётр Николаевич, «позабыли всё, чему когда-то научились, проходя срочную службу, ненавидели войну и думали только о том, как бы поскорее вернуться домой». Ко всему прочему нарастала в армии пропаганда враждебных сил, в первую очередь, большевиков. Среди новобранцев подчас оказывались агитаторы, смущающие и без того утомлённых войной людей, готовых поверить в бредни глашатаев революции. Снижался и моральный уровень армии. Учащались случаи мародёрства, грабежа мирных жителей. Проштрафившихся подобным образом Врангель карал жестко: мародёров попросту вешали. В Гражданскую войну Пётр Николаевич останется верен себе, и в его частях, в отличие от других, будет царить практически образцовый порядок.

Уже при Временном правительстве, Врангель, возглавивший 7-ю кавалерийскую дивизию, будет лично приводить к порядку распоясавшихся во время отступления войск мародёров. Дело было в городе Станиславов. Ночью Петра Николаевича разбудили страшные крики. За окном гостиницы, где остановился Врангель, бушевало пламя. Выяснилось, что солдаты громили магазины, большинство которых принадлежали евреям, грабили имущество, а хозяев избивали. Имея в сопровождении лишь одного офицера и двух ординарцев, барон вышел на улицу. Огонь распространялся по городу, грозя перекинуться на артиллерийские парки. Взяв ещё нескольких солдат, Врангель стал лично наводить порядок. В одном из магазинов, схватив одного из грабителей, барон ударом кулака сбил его с ног, громко крикнув: «Казаки, сюда, в ногайки эту сволочь!» Через два часа улицы были очищены. Пойманных грабителей расстреляли на месте.

Оценивая наскоро обученных офицеров, призванных наместо погибших профессионалов, Врангель отмечал, что «им было не дано воодушевлять своих солдат, вселять в их сердца отвагу». Сам барон владел этим искусством в совершенстве. Однажды Пётр Николаевич отправился в одну из бригад своей дивизии, располагавшуюся в лесу. Врангель вспоминал: «Едва я сошёл с коня, как рядом разорвался снаряд. Закричал раненый, рванула прочь окровавленная лошадь. Одни бросились из лесу, другие кинулись к лошадям. Назревала паника. Я скомандовал «смирно», сел за стол, подобрал осколок снаряда, разорвавшегося совсем близко, и со словами: «Кому горяченького? Лови!» - бросил его одному из солдат. Их лица оживились, по рядам прокатился смех. Паники больше не было…» Эта способность мгновенно оценить ситуацию и подобрать нужные слова располагала к Врангелю сердца людей и не раз помогала спасать самое, казалось бы, безвыходное положение.

В конце февраля 1917-го года к Петру Николаевичу, с 7-го января командующему 1-й бригадой Уссурийской конной дивизии, в Кишинёв, куда дивизия была отправлена на отдых, приехала жена, Ольга Михайловна, работавшая в полевом госпитале, расположенном в Румынии. Местное дворянство радушно принимало у себя офицеров, устраивала балы, на которых, по воспоминаниям Ольги Михайловны, Врангель, несмотря на генеральский чин танцевал, не отставая от поручиков…

Об этом времени пишет сын  генерала, Алексей Петрович: «В Кишинёве рекой лилось шампанское, пары кружились в вальсе под музыку полкового оркестра, звучал смех, никто не замечал тёмных туч, сгустившихся над головой. Когда грянула гроза, все были застигнуты врасплох»… 

 

 

Глава 4.

                                                                        

…Человеческими же чертами, выделявшими его (Врангеля – Е.С.)

из остальной генеральской среды, являются чрезвычайная эластичность,

высокая культура и сильная личная восприимчивость.

П.Б. Струве 

 

- Это конец, это анархия, - сказал генерал Врангель своему начальнику штаба, как только генерал Крымов зачитал первые слова манифеста Великого Князя Михаила Александровича, отказавшегося принять власть после отречения своего брата. Убеждённый монархист, Пётр Николаевич видел опасность не в самом факте отречения Государя, но в крушении идеи монархии, отсутствии монарха, как такового.

Генерал же Крымов был настроен оптимистически. Он искренне верил во Временное правительство, в то, что армия, скованная на фронте, не будет вовлечена в политику. О новом военном министре А.И. Гучкове Крымов говорил с глубоким уважением:

- О, Александр Иванович – это государственный человек, он знает армию не хуже нас с вами. Неужели же всякие Шуваевы только потому, что всю жизнь просидели в военном министерстве, лучше его? Да они ему в подмётки не годятся!

Однако, уже вскоре настроение генерала резко изменилось: вышел знаменитый приказ №1 Петросовета, который вводил новые порядки в армии, кои окончательно разрушали и без того расшатанную дисциплину. В частности, заправлять всем отныне должны были солдатские комитеты, а офицером впредь не следовало даже отдавать честь…

- Они с ума сошли, там чёрт знает что делается! – негодовал Крымов, вызвав к себе Врангеля. – Я не узнаю Александра Ивановича: как он допустил этих господ залезать в армию? Я пишу ему. Я не могу выехать сам без вызова и оставить в эту минуту дивизию. Прошу вас поехать и повидать Александра Ивановича…

И Врангель отправился в Петербург. В своём письме Крымов просил Гучкова принять Петра Николаевича и выслушать мнение последнего, как его (Крымова) собственное. На одной из станций Врангель встретил ехавшего из Петрограда генерала Маннергейма, который рассказал барону о событиях в столице, коим был свидетелем. Обезумевшая толпа растерзала много офицеров, иные были убиты собственными солдатами. Среди них оказались и знакомые Петра Николаевича. Сам Маннергейм был вынужден несколько дней скрываться на разных квартирах, дабы избежать расправы.

В Киеве, куда Врангель заехал навестить старого знакомого, на площади лежал сброшенный с пьедестала памятник Столыпину…

Уже при подъезде к столице поезд оказался запруженным солдатами гвардейских и армейских частей. Все они были разукрашены красными бантами, многие пьяны. В вагоне-ресторане какой-то драгун стал бесцеремонно приставать к сестре милосердия. Та сделала ему выговор, и в ответ раздалась площадная брань. Врангель, присутствовавший тут же, немедля схватил мерзавца за шиворот и ударом колена выкинул в коридор. В толпе солдат раздался ропот, но напасть на генерала никто не решился…

Петербург произвёл на Петра Николаевича впечатление угнетающее. Все мостовые и тротуары были засыпаны шелухой от семечек, которые лузгали шатавшиеся по городу солдаты в распахнутых шинелях и без оружия. Повсюду возникали стихийные митинги, словно всех вдруг разом одолело какое-то словонедержание. Все, как по команде, нацепили красные банты: не только студенты, солдаты и курсистки, но и знать, даже лица из свиты Государя… Возмущённый подобной трусостью, Врангель все проведённые в столице дни ходил пешком в генеральской форме с вензелями Наследника Цесаревича.      

Гучков отсутствовал в Петербурге, и Пётр Николаевич был принят министром иностранных дел Милюковым. Ему Врангель передал письмо Крымова и подробно изложил свою точку зрения на происходящее.

- Новые права солдата, требование обращения к солдатам на «вы», право посещать общественные места, свободно курить и т.д. хорошему солдату сейчас не нужны! – доказывал барон. – Этим воспользуются лишь такие солдаты, как те, что шатаются ныне по улицам столицы!

- То, что вы говорите, весьма интересно, - ответил Милюков. – Однако, должен заметить, что те сведения, которыми мы располагаем, что мы слышим здесь от представителей армии, освещает вопрос несколько иначе…

- Это возможно. Но позвольте спросить вас, о каких представителях армии вы изволите говорить? О тех, что заседают сейчас в совете рабочих и солдатских депутатов, неизвестно кем выбранные и кем назначенные? Или о тех, которых я видел только что на улицах города, разукрашенных красными бантами? Поверьте мне, что из хороших офицеров и солдат в Петербурге сейчас находятся лишь те, что лежат в лазаретах, но они едва ли могут быть вашими осведомителями…

Милюков обещал в точности передать всё сказанное Гучкову, а, вернувшись домой, Врангель нашёл телеграмму Крымова, в которой он сообщал, что вызван военным министром в столицу, и назначает Петра Николаевича временным командующим дивизии на период своего отсутствия.

Врангель вернулся на фронт. Армия всё более разваливалась. Не было единства и среди высших военачальников. Генерал граф Келлер за отказ присягнуть Временному правительству был отстранён от командования (позже этот рыцарь, да конца оставшийся верным своей присяге и долгу, будет жестоко убит большевикам в Киеве). В это время революционные солдаты с красными бантами чествовали генерала Брусилова…

В Амурском казачьем полку на полковом празднике играли Марсельезу и подняли красные флаги (один сделали из женской юбки). Врангель обратился к казакам с такими словами:

- Я ожидал встретить славный полк ваш под старым своим знаменем, а сотни с их боевыми знаками, вокруг которых погибло геройской смертью столько славных амурских казаков. Под этим знаменем я хотел собрать сегодня вас и выпить за славу Амурского войска и Амурского полка круговую чарку. Но под красной юбкой я сидеть не буду, и сегодня день с вами провести не могу.

Командиры Амурского полка попытались внушить казакам, что генерал оскорбил их, тем самым желая вызвать выступление против него. Узнав о том, Врангель тотчас отстранил их от должности и приказал провести расследование для предания их суду.

Вернувшийся из Петрограда Крымов, назначенный на место графа Келлера, выглядел ободрённым. Отныне он делал ставку на казаков, которые должны стать главной поддержкой Временного правительства. Врангель, знавший казаков хорошо, надежд этих не разделял, о чём прямо заявил Крымову:

- Я не разделяю, Александр Михайлович, ваших надежд на казаков. Дай Бог, чтобы я ошибался. Во всяком случае, раз вы делаете эту ставку, то следует избегать всего, что так или иначе может помешать. Сам я не казак, большую часть службы провёл в регулярных частях; едва ли при этих условиях я буду полезен как ваш ближайший помощник.

Генерал Крымов удерживать Петра Николаевича не стал и ходатайствовал о предоставлении ему в командование регулярной дивизии. В начале апреля Врангель вновь выехал в столицу.

В Петрограде нарастали волнения, а правительство не смело подавить их, боясь потерять моральную силу в глазах народа в случае кровопролития. Армия возлагала надежды на генерала Л.Г. Корнилова, возглавлявшего столичный военный округ. Врангель понимал, что только твёрдость и непреклонная решимость может ещё удержать Россию от окончательного падения в бездну. Ожидая нового назначения, Пётр Николаевич решил создать в Петербурге военную организацию, которая в нужную минуту могла бы выступить на стороне сильного вождя, как предполагалось, Корнилова, и тем самым предотвратить анархию. Аналогичная организация уже существовала на фронте под руководством генералов Алексеева и Деникина. В столице Врангель наладил взаимодействие с рядом существующих уже военных организаций и наладил контакты с офицерами многих частей. Готовясь со дня на день отбыть в действующую армию, он предложил возглавить дело своему старому другу графу Палену (впоследствии командиру корпуса в армии Юденича). В помощь были привлечены ещё несколько офицеров. Вскоре был налажен штаб, поставлена разведка и разработан подробный план занятий важнейших зданий в центре города.

В это время генерал Корнилов оставил свой пост и отбыл в армию, продолжая, впрочем, поддерживать контакты со многими лицами в Петербурге через своего ординарца Завойко. Через него Врангель и возглавляемая им организация вышла на связь с Лавром Георгиевичем.

В конце июня Пётр Николаевич получил назначения командующим 7-й кавалерийской дивизии и выехал на фронт.

В июле Корнилов был назначен Верховным Главнокомандующим, что дало надежду, что Временное правительство, наконец, трезво оценило ситуацию и решило опереться на сильную личность, на армию. Однако, не прошло и полутора месяцев, как Керенский объявил генерала изменником. Корнилов обратился к армии с телеграммой, в которой говорил о «свершившемся великом предательстве…», запрещал принимать телеграммы от правительства и приказывал снять радио. Полковые комитеты выступили против Главнокомандующего, а многие офицера попросту растерялись.

На совещание собрались войсковые комитеты. Председательствовал полковой священник о. Феценко, об отозвании коего Врангелем недавно было возбуждено ходатайство. Пётр Николаевич вошёл в толпу и обратился к собравшимся:

- Здорово, молодцы казаки!

- Господин генерал, я должен вам заметить, что здесь нет ни молодцев, ни казаков – здесь только граждане, - сказал священник.

- Вы правы, батюшка, мы все граждане. Но то, что мы граждане, не мешает мне быть генералом, а им молодцами казаками. Что они молодцы, я знаю, потому что водил их в бой; что они казаки, я также знаю, я сам командовал казачьим полком, носил казачью форму и горжусь тем, что я казак! – ответил Врангель и, повернувшись к казакам, повторил приветствие.

- Здравия желаем, ваше превосходительство! – грянули те в ответ.

Сев за стол, Врангель осведомился у присутствовавшего начальника дивизии, генерала Одинцова, что, собственно, происходит. Одинцов доложил, что обсуждается резолюция в поддержку Керенского, телеграмму коего прочли представители комитета.

- Отлично! – сказал Пётр Николаевич. – А телеграмму Корнилова вы читали?

- По постановлению армейского комитета эта телеграмма прочтению не подлежит.

- Я получил эту телеграмму от командующего армией, она передана под мою личную ответственность. Я не считаю возможным скрыть её от моих войск. Ответственность за это всецело принимаю на себя.

Члены комитета пытались протестовать, но из толпы послышались возгласы:

- Прочитать! Прочитать!

Врангель прочёл телеграмму и произнёс:

- Теперь вы знаете, казаки, всё. Верю, что вы исполните долг, как солдаты, и решите по совести и воинскому долгу. Что касается меня, то я как солдат политикой не занимаюсь. Приказ моего главнокомандующего для меня закон. Уверен, что и ваш начальник дивизии скажет вам то же самое.

Одинцов забормотал что-то, побледнел и, наконец, вымолвил:

- Я – как мои дети, как мои казаки…

С трудом сдержавшись, чтобы не обозвать его подлецом, Пётр Николаевич простился с казаками и направился к автомобили. Подбежавший Одинцов бормотал лишь:

- Как же так, как же так, я совсем растерялся. Ты с твоим вопросом застал меня врасплох…

Через день поступил приказ об установлении над всеми телеграфами и телефонами контроля военных комитетов, они же должны были заверять приказы начальников. Узнав об этом, Врангель подал прошение об отставке.

- Это приказание я считаю оскорбительным для начальников, - заявил он. – Выполнить его я не могу. Прошу немедленно отчислить меня от командования корпусом.

Резкое выступление Петра Николаевича привело к «разъяснению» приказа, которое отменяло заверение комитетчиками приказов командиров. Телефон же и телеграфный аппарат Врангель перенёс к себе на квартиру, где устанавливать контроль не посмели. Вскоре генерал был назначен командиром 3-го конного конкурса. Во всеобщей чехарде и неразберихе на ту же должность был назначен П.Н. Краснов…

Не торопясь принимать командование, Врангель решил некоторое время провести в Петербурге до разрешения недоразумения. Здесь он узнал о том, что многие офицеры из созданной им организации вынуждены были скрываться и даже покинуть город, во избежании ареста после краха «корниловщины». Граф Пален лишь недавно вернулся в столицу. Генерал Крымов после встречи с Керенским застрелился. Последними его словами были: «Я решил умереть, потому что слишком люблю Родину».

25-го октября в Петербурге прогремели выстрелы «Авроры». Керенский бежал. Верховным главнокомандующим был назначен прапорщик Крыленко, который тотчас отдал приказ «вступить в переговоры с противником».

Врангель оставил армию и отправился в Крым, где в доме своей матери жила его жена и дети. О тех днях он писал: «Восемь месяцев назад Россия свергла своего Монарха. По словам стоявших у власти людей, государственный переворот имел целью избавить страну от правительства, ведшего её к позорному сепаратному миру. Новое правительство начертало на своём знамени: «Война до победного конца». Через восемь месяцев это правительство позорно отдало Россию на милость победителю. В этом позоре было виновато не одно безвольное и бездарное правительство. Ответственность с ним разделяли и старшие военачальники, и весь русский народ. Великое слово «свобода» этот народ заменил произволом и полученную вольность претворил в буйство, грабёж и убийства». 

Генералъ Пётръ Николаевичъ Врангель
"Погибаю, но не сдаюсь!"
Rambler's Top100
Иван Сусанин - новый каталог Интернет ресурсов
Hosted by uCoz